Джон Бон Джови. Почти настоящее время

Фото Дэвида Рёмера

Джон Бон Джови, напоминающий нам о молодости такой нестареющей классикой, как «It’s My Life», «You Give Love a Bad Name», «Livin’ On a Prayer» и «Always», один из немногих музыкантов «старой закалки», который смог обновить себя и обратиться к новым поколениям. В заглавной статье нашего номера мы поближе познакомимся с настоящей живой легендой. Он в отличной форме, красив, скромен и, отмечая сорокалетие своей музыкальной карьеры, воодушевлён не меньше, чем в день своего первого выступления на сцене. С Джоном Бон Джови, соблазнителем из 80-ых, харизматичным солистом из 90-ых и 2000-ых и одним из самых успешных музыкантов современности, мы поговорили о новой эре в музыкальной индустрии и о жизни в условиях пандемии.

Песню «Story of Love» из последнего альбома Bon Jovi «2020» Вы написали для своей семьи. Я знаю, что Ваша семья на протяжении многих лет имеет для Вас огромное значение, но повлияла ли пандемия на то, что эта песня появилась именно сейчас?

Этот альбом начал создаваться в марте 2019 года. И как раз на финальном этапе записи в нашу жизнь вошла пандемия. Мы приняли решение поработать над более тематическим альбомом, с более глубоким смыслом. Я решил включить эту песню в альбом, потому что во время пандемии семья приобрела для всех нас новое значение – особенно такая семья, как наша, в которой все находятся рядом друг с другом, в Нью-Джерси. Этот опыт был для меня положительным; получилось, что я заново открыл для себя отношения с семьёй. Двадцать лет назад я написал для своей дочери песню «I Got the Girl», и с тех пор трое моих сыновей говорили: «Когда ты напишешь песни для нас?». Когда я писал эту новую песню, я понял, что пишу о жизненном цикле. Создание такой песни требует определённого опыта и времени, я не смог бы написать её в 29 или 39 лет. Сейчас я уже не молод, но ещё и не стар. Я по-прежнему веду активную жизнь. Но, несмотря на это, большая часть моей жизни уже позади.

Как идёт процесс написания песен? Работаете ли Вы над ними в уединении до тех пор, пока они не станут настолько хороши, чтобы дать их послушать кому-нибудь в первый раз?

Сейчас я пишу песни, находясь там, где чувствую себя гораздо спокойнее. Я знаю, что могу написать куплет и просто встать из-за стола, а на следующий день я напишу ещё две строчки. Сейчас передо мной блокнот, в котором я работаю над новой песней. Четыре строчки там превратились в половину страницы. Пока эта половина страницы передо мной, я продолжаю спокойно сидеть. Надо довериться процессу. Мы как-то обсуждали это с сэром Полом (Маккартни). The Beatles писали все свои песни за один день. По словам сэра Пола, единственная песня, которую они не закончили за день — это «Baby You Can Drive My Car». Да, песня «(Wanted) Dead or Alive» получилась за один день. Но написание других песен порой длится дольше, и я не вижу в этом проблемы.

Эта индустрия сильно изменилась с тех пор, как Вы только начали заниматься музыкой. Теперь это сплошные цифровые технологии. Как Вы ощущаете эти перемены?

Во времена моей юности мы покупали пластинку за деньги, на которые можно было прожить неделю; выбирали, какой альбом купить, глядя на его обложку, или по одной песне исполнителя, которую мы слышали по радио. Мы слушали эти десять песен без остановки, как сумасшедшие, читали слова песен, смотрели, кто их написал, — этот альбом становился для нас всем. После появления гаджетов типа iPod в создании альбомов не осталось смысла. Это меня огорчает, потому что я чувствую, как будто написал огромную книгу из десяти глав, а люди читают только одну из них. Зачем я вообще написал остальные девять глав? Для меня это разочарование. Одной песни недостаточно, чтобы рассказать историю целиком. На протяжении всей моей карьеры, особенно после выхода нашей первой пластинки, мы знали, какими должны быть начало, середина и конец альбома. Раньше в звукозаписывающих компаниях была должность A&R — это был менеджер, ответственный за поиск новых исполнителей и за продвижение их репертуара. Он давал отзыв о каждой песне в альбоме и спрашивал музыкантов: «Объясни, почему ты написал эту песню?», «Какую историю ты рассказываешь в другой песне?». В середине девяностых эта должность начала исчезать, а потом появились такие сервисы бесплатных скачиваний, как Napster. Если бы у меня сегодня был звукозаписывающий лейбл, я бы первым делом задал музыкантам вопросы, которые задавали нам менеджеры A&R.

После появления Napster цифровизация только ускорилась.

Главной заботой звукозаписывающих компаний всегда было увеличение продаж. Когда CD-технология появилась в Нидерландах и когда они впервые встретились со Стивом Джобсом, я уверен, они были только рады заработать больше денег, пока инновации в распространении музыки не стали наносить ущерб их бизнес-модели. Эта модель рухнула, когда песни из альбомов стали продавать по одной. Сейчас они наконец-то выяснили, как зарабатывать деньги; теперь им стоит подумать, как платить достойные гонорары музыкантам и авторам песен. Конечно, вся система стриминговых сервисов не позволяет продать 10 миллионов альбомов, такое больше никогда не повторится. И это навсегда изменило облик нашего искусства. Теперь важны песни, а не альбомы. Старшее поколение музыкантов, вроде меня, не принимают этого, и мы всё ещё пытаемся с этим бороться.

Ищете ли Вы новую музыку и музыкантов, и, если да, то где?

Это стало для меня очень сложной проблемой в эпоху Covid-19. У меня есть подписка на Spotify, но там закончились песни, которые мне по душе. Когда вы не видитесь с друзьями, когда в туре никто не рассказывает, кто им сейчас нравится, у вас просто заканчивается музыка, которую можно послушать. Алгоритмы Spotify предлагают подписчикам музыку, но предложенное совсем не в моём вкусе, и я ничего оттуда не слушаю. Обычно я интересуюсь тем, что слушают мои дети и близкие. Я водил младшего сына на концерт Tyler, The Creator. Я пытался смотреть на него совершенно объективно, но оказалось, что эта музыка не для меня. Хотя могу сказать, что это было необычно. Есть цитата Тони Беннета о разных музыкальных вкусах, с которой я согласен: «Нет плохой музыки, есть музыка, которая нравится другим». Моё мнение о Tyler, The Creator как раз подходит этим словам.

Вы поддерживали Джо Байдена и Камалу Харрис на протяжении всей предвыборной кампании и сыграли песню на церемонии инаугурации. Как гражданин США, что Вы почувствовали, глядя на штурм Капитолия 6 января 2021?

От своих современников я отличаюсь вот чем: я не умею игнорировать мировоззрение 75 миллионов человек. Я абсолютно не согласен с их мнением, но мы должны их услышать и, если возможно, начать диалог. Когда я вижу кого-то вроде Марджори Грин (примечание автора: республиканка ультраправых взглядов), я думаю: «Этот человек не в своём уме». И всё равно, я хотел бы с ней поговорить и спросить, почему она верит во всё это? «Почему Вы так настроены против LGBTQIA+? Почему Вам противна идея защиты окружающей среды? Почему Вы думаете, что Дональд Трамп победил на выборах, если все вокруг знают, что он проиграл?». И это лишь несколько вопросов, которые приходят мне на ум. Я думаю, нам есть чему поучиться друг у друга.

Оригинал: журнал «Hype» от «GQ Türkiye», № 8 за 2021 год

Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia.

У Джона Бон Джови тоже был тяжёлый год

Его новый альбом «2020» станет свидетельством скверного периода в американской истории.

Фото Макса Мамби

Иногда для отражения события нужен художник, чтобы мы могли по-настоящему увидеть и прочувствовать случившееся. Это может быть фотография, сделанная журналистом или свидетелем, как «Падающий человек» 11 сентября. Или это может быть фильм, как «Когда рушатся плотины» Спайка Ли, который заставил осознать реальность, оставшуюся после урагана Катрина. В этом году Джон Бон Джови пытается показать нам, кто мы такие, своим новым альбомом «2020», в котором, помимо прочего, освещены пандемия, политические распри, полицейский произвол и другие разломы в современном американском ландшафте. Это его попытка, как он выразился, «стать свидетелем истории».

Это второй альбом Бон Джови с тех пор, как давний соавтор и гитарист Ричи Самбора внезапно покинул группу во время мирового турне в 2013 году, на фоне личных проблем и семейных неурядиц. Он говорит о «2020» как о своём первом выходе из амплуа рок-звезды, и этот альбом получился более личным, менее гламурным по сравнению с теми, что мы слышали раньше.

Но всё же это Джон Бон Джови: «2020» начинается решительно (первые слова: «Проснись!» (“Wake up!”)) и сразу же захватывает тебя своей прямолинейностью в стиле поп-рок. Альбом необычный, вдохновляющий и, возможно, даже необходимый – этим летом он стал своеобразным личным музыкальным спасательным кругом в трудный для моей семьи период. Когда я смотрел, как этим летом Джон исполнял «Do What You Can» и «Livin’ on a Prayer» на благотворительном вечере, который он организовал для тех, кто первыми откликнулся и работал на передовой в его родном штате Нью-Джерси, у меня было ощущение, что Бон Джови способен объединить самые разные голоса, борющиеся за то, чтобы быть услышанными в Америке, и подать пример в это неспокойное время.

А ещё Бон Джови вложил свои собственные деньги туда, где внезапно оказалось больше голодных ртов и меньше рабочих рук, чем когда-либо. Начиная с марта, его вместе с женой чаще всего можно было увидеть в двух общественных ресторанах и в огромном банке продовольствия, который поддерживает его фонд, рядом с его домом в сильно пострадавшем Нью-Джерси и Лонг-Айленде. В течение бесконечных месяцев изоляции он помогал тысячам людей, которые в этом нуждались, а теперь выпустил убедительный саундтрек ко всей американской жизни в этом году. GQ побеседовал с Бон Джови о «2020» и о 2020-м.

GQ: Теперь, когда ты уже сам всем заправляешь, как проходил процесс записи альбома?

Джон Бон Джови: Ну, я уже практически запустил альбом, и тут появился коронавирус, который блокировал весь мир. Так что, я понял: если я собираюсь выпустить актуальную пластинку в 2020 году, то мне лучше написать песню о коронавирусе. Ею стала «Do What You Can».

Меня вдохновляли медики, студенты, которые чем-то жертвовали, продавцы продуктовых магазинов, которые стали незаменимыми работниками, сиделки, невоспетые герои, которые шагнули на помощь своим соседям, и те, кто просто носил маску – не потому, что это политический инструмент, а потому, что это знак уважения к ближнему.

Потом, конечно, произошёл инцидент с Джорджем Флойдом, «Black Lives Matter»; я сел писать «American Reckoning» и тогда, наконец, смог сказать: «Аминь, альбом завершён». Я убрал из альбома две, можно сказать, любовные песни, добавил «Do What You Can» и «American Reckoning», и вот он – мой «2020».

Ты так говоришь, будто очень легко написать поп-песни о пандемии, повсеместном расизме и полицейском произволе.

Сказать по правде, я думаю, мой прежний опыт наделил меня такой способностью. Теперь я считаю, что мне нечего доказывать и нечего скрывать. И мир находится в таком состоянии, что я почувствовал: я могу говорить об истории, пока я готов быть её свидетелем. Я всего лишь свидетель истории.

События, которые я затронул в альбоме «2020», тронули и меня. Такие темы, как ветераны боевых действий, борющиеся с посттравматическим стрессовым расстройством, контроль за оборотом оружия, неравенство, расовая несправедливость и многие другие, имеют объективно важное значение. Я не принимал ничью сторону ни по одному из этих существенных вопросов. Я просто сообщил о них напрямую. С самого начала моя позиция была такой. Сделать совершенно очевидным, о чём песня и что я имею в виду, но при этом не указывать пальцем и не выступать обвинителем, – вот какой был план.

Честно говоря, я сейчас на таком этапе своей карьеры, когда я осознаю, чем зарабатываю себе на жизнь, но это не то, кто я есть; это всего лишь то, чем я занимаюсь.

«Делай, что можешь». А кто ты есть, как человек?

Ну, я отец, филантроп. Парень, который сегодня работал на раздаче еды и теперь отчаянно хочет принять душ, а ещё, наверное, должен обратиться к врачу по поводу грёбаной грыжи, которая у меня наверняка есть [смеётся].

Идея моих ресторанов «JBJ Soul Kitchen» заключается в том, что нуждающиеся помогают готовить еду и за это могут получить сертификат, который обеспечит пропитанием до четырёх членов семьи. Из-за пандемии мы не могли привлечь к работе добровольцев. Но нам всё ещё нужно было кормить людей. Поэтому мы с Доротеей работали пять дней в неделю в течение двух месяцев, прежде чем отправиться на Лонг-Айленд и открыть там банк продовольствия, который кормил 6000 человек в месяц.

С мая и до конца лета мы работали там каждый день, когда были открыты. Мы работали с начала пандемии, будь то в «Soul Kitchen» или в банке продовольствия здесь, на Лонг-Айленде, распределяя еду по семи заведениям, которые финансирует наш фонд и я.

Что касается голодных людей, то им плевать, что я музыкант [смеётся]; они благодарны за то, что я каждую неделю даю им еду. Они вообще не спрашивают меня об альбоме. Они задают мне вопросы вроде: «А яичная лапша будет на следующей неделе?», «А можно нам побольше фруктов?». Всем этим я и занимался утром, примерно с семи часов до полудня.

Создаётся впечатление, что тексты содержат некие религиозные образы: «В такую ночь, как эта – одна молитва, одно желание» (“On a night like this, one prayer, one wish”), «Есть ли что-то большее? Дверь открыта, чего же ты ждёшь?» (“Is there something more? There is an open door, What are you waiting for?”). Это написано намеренно или как-то связано со всем этим?

Я прошёл через строгое католическое воспитание. Пару раз я ходил в церковную школу и сталкивался с тем, что потом стало организованной католической церковью, вся эта история со священниками и мальчиками-служками. Не лично, конечно. Я наблюдал со стороны, меня это не затронуло. Потом нас забрали оттуда.

В конце концов, я обрёл духовность. И теперь мне кажется, что я вновь обращаюсь к этому, будь то в молитве или просто в тоске по временам моей юности, когда всё было намного проще? Но сейчас я делаю это чаще, чем когда-либо. Я стремлюсь к некой высшей силе.

Кто-то в недавнем интервью сказал мне, что он наконец-то начал пытаться «молиться про себя».

Да, думаю, это правильно. Понимаешь, стоит только зажечь свет внутри себя, и он будет сиять вовне, освещать твои поступки и твоё восприятие окружающего мира.

Как строчка «пролей свет» (“shine a light”) из «American Reckoning». Для кого вообще этот альбом?

Для меня! [смеётся] Для меня. Я создал этот альбом, чтобы заново понять, почему я хотел это сделать. У меня был тяжёлый период. Из-за того, что случилось с Ричи и его детьми, из-за того, что он оставил нас вот так, даже ничего не обсудив. Это было очень тяжело для всех нас. И это сказалось на мне.

Группа – это семья, поскольку мы выросли вместе, делали всё вместе, у нас были взлёты и падения, но мы никогда не покидали этот корабль. Будь то работа или смерть родителей, или развод, или слава, или какие-то скандалы. И алкоголизм был, дошло до того, что нам приходилось принимать решения, которые были не на пользу группе, это уж точно.

И всё-таки, мы прошли через это. И «This House Is Not for Sale» [первый релиз после того, как Самбора покинул группу] был своего рода размахиванием кулаками в воздухе, в том смысле, что: «Я не позволю моему дому рухнуть», но трудно найти людей, которые захотели бы в этом участвовать, а потом показать им, как играть и писать песни, и как что-то в них выразить.

Этот альбом точно не должен был стать грандиозным, потому что я ещё не в том состоянии. Поэтому мне нужно было войти в контакт с моим умением писать песни. Так что я очень усердно работал, будь то над альбомом, или, позже, над собой, или над нашими отношениями с Тико и Дейвом, чтобы мы стали сильнее как единое целое. И у нас здорово получилось, потому что мы стали ближе и в конце концов почувствовали, что мы – мы все вместе – не ошиблись.

Странным образом то, что я простил Ричи, помогло мне вырасти, и Дэвиду, и Тико тоже – и стать теми, кто мы есть сегодня. Потому что нам пришлось пойти другим путём. Ты не будешь винить в этом кого-то, ты вроде как должен сказать спасибо, потому что это поможет тебе отправиться дальше. Иногда кто-то должен сойти с дистанции, чтобы ты мог продолжать свой путь.

Чего-то ощутимо не хватало. И кстати, в этом туре у нас оставалось ещё 80 концертов. Но мы справились. И всё прошло с большим успехом.

У меня тут тоже была чёрная полоса, и я очень хочу узнать: в чём сейчас заключается твоя жизненная философия?

Философия? Я думаю, что моя цель – просто каждый день стараться быть лучшей версией себя. Просто пытаться сделать что-то, чтобы стать лучше. Даже если это что-то просто... например, побольше спать. Понимаешь? Просто что угодно, чтобы сделать себя лучше, и я не имею в виду лучше как певца или как рок-звезду. Лучше как человека.

Это важно, особенно сейчас. Скажу честно: у меня был очень трудный год. Кризис среднего возраста – это тяжко. Ты заботишься о детях, родители стареют – ты завис «посередине».

Ага. Сколько тебе лет?

48. 

Многое происходит между 48 и 58. Я вроде как шучу, что 50 – это последний декадентский юбилей, но к 58 годам у тебя уже другой взгляд. Я ещё не настолько стар, чтобы задумываться о смерти – думаю, впереди ещё точно лет десять-двенадцать, – но всё-таки начинаешь понимать, что мы уже не молодёжь.

В 48, 58 – ты вроде как совершаешь или уже совершил все великие дела, которые планировал, и всё прекрасно, но гораздо важнее то, что ты создаёшь вместе со своей семьей. Потому что ты не можешь облажаться с этими двумя главами своей жизни, иначе это оставит на тебе шрамы.

Реши все проблемы и сделай это сейчас, начни писать свои собственные главы. Живи ими. Пусть они станут тем, что захочется перечитать ещё раз.

Как твои дети?

Они в порядке. Самый младший полностью посвятил себя гитаре и хочет научиться писать. Он только что достиг того уровня, когда по-настоящему может играть на гитаре. Вот так на нём сказался коронавирус, полгода практики не прошли даром. Джейк собирается поехать в Сиракьюс, чтобы стать актёром. Весь прошлый год он провёл за учёбой. А у Джесси винный бизнес – очень успешный, если вы любите хорошее розовое вино.

Мы поговорили о семье, религии, музыке – закон Джерси требует, чтобы я спросил тебя ещё о футболе и политике.  Я знаю, что ты фанат по крайней мере одного из двух. Такое ощущение, что у тебя есть переключатель между мирами – ты ладишь с кучей разных людей.

Не думаю, что я лажу с кучей разных людей [смеётся]. Но да, футбол был чем-то вроде связующей нити в нашем доме. Моего отца или дядю каждое воскресенье можно было застать за просмотром игр «Giants». А потом я стал известным и сумел познакомиться с людьми из этого клуба, что привело меня к дружбе с одним парнем – который теперь уже старик – по имени Билл Беличик. Вчера вечером я ужинал с Робертом Крафтом, одним из моих самых близких друзей.

Он всё ещё злится на Тома Брэди?

Он не злится на Томми! Нет!

В отличие от футбола, политика – это не то, на чём я вырос. Моя семья вообще не участвовала в этом. Семья моей жены, наверное, была больше вовлечена в политику. За эти годы мы познакомились со многими политиками. Будь то нынешний губернатор или бывший, Крис Кристи.

Я дружу с Крисом. Хотя мы не всегда соглашались с политическими взглядами друг друга, мы, безусловно, всегда могли просто поговорить как земляки из Нью-Джерси о том, что мы хотели бы сделать для людей, которые там живут. Так что, можно разговаривать с кем угодно, независимо от того, на чьей ты стороне.

Думаешь, люди всё ещё слушают друг друга? Тебя беспокоит нынешняя политическая ситуация? В твоём альбоме есть песня об этом, «Blood in the Water».

Я думаю, возникшая за последние четыре-шесть лет разобщённость – это Америка, за которую я боюсь. Ругань на политические темы стала разделять семьи: родителей и детей, мужей и жён. Я очень хотел бы, чтобы мы объединились как страна. [Молчаливая пауза.] Я боюсь. Очень боюсь. Мне страшно.

Да. Мне тоже.

Когда я взрослел, Сейрвилл представлялся таким солидным городом трудолюбивых, старательных работяг, белых, представителей второго поколения, в большинстве из числа европейских иммигрантов. Я верил в эту своего рода мантру Джона Кеннеди о том, что мы можем сделать всё, что захотим, мы можем полететь на Луну, так что, я вырос в это очень невинное, замечательное время. А потом я стал достаточно взрослым, чтобы голосовать, и Рональд Рейган говорил всем, что на каждой подъездной дорожке должна быть машина, а в каждой кастрюле – курица, и просил Горбачёва снести Берлинскую стену. Конечно, это было не то время, в котором сейчас растут мои дети.

Но зато это позволяло нам иметь абсурдно великие мечты, потому что нам больше ничего не оставалось. Знаешь, я уже много раз рассказывал эту историю: Боно рос, думая о марширующих Оранжистах, а мы росли, думая о Малой лиге и Попе Уорнере. Прошло много лет после расовых волнений, много-много лет после Мартина Лютера Кинга, Роберта Фрэнсиса Кеннеди, Малкольма Икс. Это была другая эпоха.

Теперь мой ребёнок только что окончил колледж. Эти бедные дети пропустили окончание школы, выпускной бал, им исполнилось 18 лет дома, с разрешением провести на воздухе только один час; они из поколения 11 сентября. Это же чёрт знает что. Но, с другой стороны, я думаю, что они станут следующим великим поколением, потому что они должны им стать. Будут ли у них равные возможности? Каковы шансы, что они смогут продать 130 миллионов альбомов?

Реально ли это вообще? Насколько всё изменилось сейчас?

Пандемия изменила жизнь людей. У каждого своя история. И, будем надеяться, что из кризиса выйдет следующее поколение новаторов – вдохновлённых и вовлечённых, готовых подавать пример и вступить в эпоху под названием «мы», а не «я».

Оригинал: «Джи-кью».

Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia.

 

Джон Бон Джови: «Я никогда не вернусь в Буффало, штат Нью-Йорк»

Рок-звезда беседует с GQ о том времени, когда Дональд Трамп якобы пытался помешать его намерению приобрести футбольный клуб «Buffalo Bills», о новом альбоме «2020» и песнях о пандемии, которые бросают вызов нынешней ситуации в Америке, о Джордже Флойде, стрельбе в школах и, да, о президенте. 

Представьте, что вам хватило дерзости назвать свой альбом «2020». Взять самый знаменательный и катастрофический год нашей жизни и налепить его на компакт-диски с вашим лицом. Очень немногим это сошло бы с рук, но Джон Бон Джови решил поступить именно так.

Конечно, в общих чертах это было запланировано задолго до того, как год разыгрался на полную катушку: до того, как пандемия посеяла мировой хаос, до того, как офицер придавил коленом горло Джорджа Флойда на восемь минут и 46 секунд, и до того, как калифорнийское небо осветило адское зарево вызванных изменением климата лесных пожаров. 

Когда я встретился с Бон Джови в феврале перед началом самоизоляции, пока всё было ещё не настолько мрачно, альбом носил немного другое название – «Bon Jovi 2020». 

«Здесь кроется ирония, ведь это год проведения выборов; а ещё и потому, что у меня есть чёткое понимание, куда движется наша группа. Так что, тут двойной смысл», – говорит он мне. Его волосы всё ещё стильно взъерошены, и Джон выглядит безупречно в свои 58. Его решение ещё в молодости свернуть с кривой дорожки рок-звезды принесло свои плоды. (Он счастлив в браке с любовью своего детства, Доротеей, с тех пор, как ему исполнилось 27. И хотя он видел, как участники его группы и другие музыканты предаются наркомании и алкоголизму, – в том числе его близкий друг и соавтор Ричи Самбора, покинувший группу спустя 30 лет, в 2013 году, после нескольких курсов реабилитации, – сам Джон никогда не пошёл бы по тому же пути). 

Но альбом и его название изменились за месяцы, прошедшие с мая, когда был назначен первоначальный релиз. Были добавлены два новых трека, записанные в его домашней студии в Нью-Джерси и имеющие прямое отношение к смерти Флойда и пандемии. Наряду с песнями, затрагивающими темы вооружённого насилия и бурного срока президентства Дональда Трампа, они рисуют образ народа, пребывающего в смятении. 

«Америка в огне» (“America’s on fire”), – поёт он в «American Reckoning», выпущенной в июле. Это усиливает ощущение, создавшееся от первоначальной версии альбома, которую я слышал в начале года. После таких песен, как «Lower The Flag», где упоминаются 13 случаев массовой стрельбы, становится понятно, что певец, который вот уже почти 40 лет является символом задорного американского оптимизма, беспокоится о будущем своей страны. 

«Меня очень тревожит, что в стране произошёл такой страшный раскол: нация словно кричит: “Ты либо со мной, либо против меня” – говорит он. – Мне нравится думать, что на протяжении всего альбома я занимаю такую позицию и говорю: “Давайте обсудим это”. Вот, к примеру, песня «Lower The Flag». Защитник права на ношение огнестрельного оружия скажет: “Это мой ствол, ты не можешь его забрать, так гласит наша Конституция”. Аргументом против мог бы выступить здравый смысл. Но разговор не об этом. В песне говорится: “Если есть что-то, о чём мы можем поговорить, то давайте поговорим”. Так что, всё, что я хотел сказать этой песней, это: “Если бы такое случилось с членом твоей семьи, что бы ты почувствовал?”». 

В песне повторяется эффектный образ: кто-то приказал приспустить американский флаг после того, как поступили сообщения ещё об одной стрельбе. «Только что поступило распоряжение из северной части штата, Джо / Приспусти флаг снова» (“Word just came from upstate, Joe / Lower the flag again”). С таким количеством перестрелок каждый год, наверное, было бы проще так и оставить флаг приспущенным. Эта песня – жест в сторону патриотизма? Бон Джови решительно возражает. 

«Нет, я не хочу, чтобы ты додумывал... Не надо думать за меня. Я не разрешаю тебе написать так в твоём журнале, потому что ты ошибаешься. Не надо этого делать, потому что песня не является отражением патриотизма, ни одна из них. Я не размахиваю флагом в этом альбоме». 

Я перефразирую свой вопрос. Он чувствует себя патриотом? 

«Я скорее чувствую себя гражданином мира, который путешествовал по нему вот уже столько лет, – говорит Джон. – Этот раскол разбивает мне сердце, и я хотел бы, чтобы мы жили в обществе под названием “Мы”, а не “Я”. В то же время я понимаю, почему Дональд Трамп был избран. Потому что слишком долго игнорировался голос тех, у кого нет права голоса, кто хотел быть услышанным и, безусловно, заслуживал того, чтобы быть услышанным. Так что, они высказались, и если они решат избрать этого президента снова, то это будет глас народа, при условии проведения честных и справедливых выборов. Я не являюсь открытым патриотом, но, конечно, и непатриотичным человеком тоже. Я люблю свою нацию, как все любят свою, но я помню и о других». 

Бон Джови – демократ, поддержавший Хиллари Клинтон на выборах 2016 года. Недавно он выступал на благотворительном вечере в поддержку Джо Байдена, организованном губернатором Нью-Джерси Филом Мерфи, и если раньше не было понятно, на какую «лошадку» он ставит в этом году, то теперь всё прояснилось. Тем не менее, у него есть поклонники по обе стороны баррикад, поэтому он осторожен в своих высказываниях. 

«Я никогда не использовал сцену для обсуждения моих политических убеждений, потому что даже мы на сцене имеем разные мнения, а моя публика – тем более. Так что, у меня не такая позиция. И я здесь не для того, чтобы проповедовать свой взгляд на мир. Если я хожу на митинги вне сцены, это только моё дело; я всего лишь гражданин, у которого есть такое право». 

Однако в своей песне «Blood In The Water» он целится прямо в Дональда Трампа. «Надвигается буря / Давай начистоту / Твои дни сочтены (“A storm is coming / Let me be clear / Your days are numbered”)», – поёт Джон. 

«“Blood In The Water” направлена на правительство президента, это точно. Она начинается с фразы “Надвигается буря” (“A storm is coming”) – Сторми Дэниэлс. “Твоя тень продала твои секреты, и ему придётся отсидеть какое-то время” (“Your shadow sold your secrets and he’s about to do some time”) – Майкл Коэн. Вот о чём всё это было написано. Теперь это произошло, год спустя или два месяца назад; можно сказать, что речь уже тогда шла об импичменте». 

У рок-звезды давняя история с Дональдом Трампом. В 2018 году стало известно, что американский президент замышлял удержать Бон Джови от покупки американской футбольной команды «Buffalo Bills» в 2014 году. Предположительно, Трамп тоже был заинтересован в покупке «Bills», но он знал, что в этой сделке не сможет обойти Бон Джови и его партнёров из Торонто, поэтому нанял республиканца Майкла Капуто, и они запустили целую кампанию, чтобы настроить против него народ Буффало. 

В городе появилась группа активистов под названием «12th Man Thunder», которая начала создавать «зоны, свободные от Бон Джови», при этом Капуто тянул за ниточки из-за кулис. Диджеи города отказались ставить песни Джона на радио. 

Основная суть схемы заключалась в том, чтобы убедить болельщиков в намерении Бон Джови и его партнёров перевести команду в Канаду, что Джон категорически отрицает. «Уверяю вас, я клянусь на стопке библий, потому что мне пришлось жёстко сказать двум своим партнёрам: “Мы можем получить клуб только в том случае, если оставим его здесь”, – говорит он, вспоминая инцидент, который называет «одним из самых больших разочарований» своей жизни. – Такого мы предвидеть не могли. Я звонил члену городского совета и говорил ему: “Я переезжаю в Буффало, Нью-Йорк!”». 

Это вроде как сработало. Бон Джови с партнёрами не получил команду, но и Трамп тоже. Терри Пегула, местный бизнесмен, который уже владел хоккейной командой «Буффало», выиграл футбольный клуб на закрытых торгах. 

«Мы пришли с миллиардом триста, сидели там с чеком. И мы легко могли бы заплатить любую цену. Но нам даже не удалось вернуться в комнату. [Пегула] сказал: “Что я должен сделать, чтобы команда принадлежала мне, когда я встану из-за этого стола?”». 

До сих пор обидно. «Я никогда не вернусь в Буффало, – говорит он. – Ты никогда меня не встретишь в Буффало. Я стёр его с карты». 

Заканчивая наш разговор на более позитивной ноте, я спрашиваю, как ему удалось, обретя музыкальную славу в столь юном возрасте, остаться таким... здравомыслящим? 

«Помню, когда мы были молоды “Slippery When Wet” стал для нас как “Thriller” для Майкла Джексона или как “Like A Virgin” для Мадонны, да ведь? Я помню, как мы говорили, что не изменились. Но изменились все вокруг нас. Даже наши родители тогда смотрели на нас как-то растерянно, потому что мы стали знаменитыми и сами думали: “Чёрт возьми, вот это дичь”». 

«Мы практически выгорели после выхода “New Jersey” [в 1988 году], потому что один за другим выпускали мощные альбомы и давали по 240 концертов в туре. Хотя, оглядываясь назад, я не виню менеджеров, агентов, консультантов и всех, кто заставлял нас работать, потому что такое повторялось с каждой успешной группой на том этапе карьеры. Ты либо падаешь и уже не поднимаешься, либо разбираешься, что к чему, и двигаешься дальше. Пара лет отдыха после “New Jersey” помогла нам понять, что проблема вовсе не в нас, и всё прошло. Мы перестроились, продолжили верить в себя и двинулись дальше. Группе Guns N’ Roses потребовалось 25 лет, чтобы записать очередной альбом, верно? Они отступили и сорвались в пропасть, а мы пошли вперёд». 

Ему было достаточно окунуть пальчик в океан излишеств, чтобы понять, что это не для него. 

«Когда мне взбрело в голову купить дом в Малибу, Калифорния, я сказал: “Ну уж нет. Это не для меня”. Такое было повсюду. Теперь эти люди либо мертвы, либо разведены, либо стали наркоманами, либо лежат в психбольницах или угодили ещё в какие-нибудь истории, понимаешь? Это не для меня, я отказался от этого». 

Именно такое здравомыслие пронесло Джона Бон Джови через его долгую безупречную карьеру; оно делает его мнение значимым даже в 2020 году. Его социально дистанцированная баллада «Do What You Can», написанная во время самоизоляции в марте, пробирает своей откровенностью: «Хоть я и соблюдаю социальную дистанцию, всё, что нужно этому миру – это объятия» (“Although I’ll keep my social distance, what this world needs is a hug”); «Не пора ли с добром отнестись к незнакомцу? Он твой друг, которого ты пока не встретил» (“Ain’t it time we loved a stranger? They’re just a friend you ain’t met yet”). Но Джон больше, чем кто-либо другой, заслужил право вызывать мурашки у своей преданной публики. И во время нынешних глобальных потрясений фирменный оптимизм Бон Джови совсем не помешает. 

Оригинал: «Джи-кью» (британское издание).

Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia.

«Делайте то, что можете». Джон Бон Джови рассказал о новом релизе

Фото Клея Патрика Макбрайда

На лейбле Island Records вышли альбом Bon Jovi «2020» и сингл «Do What You Can». По такому случаю музыкант дал интервью британской прессе.

Интервьюер BBC начал с вопроса о том, представлял ли Джон Бон Джови ответственность, которую взвалил на себя, когда в марте 2019 года озаглавил грядущий альбом «2020». Джон Бон Джови, смеясь, ответил, что «Название было лишь игривой отсылкой к году президентских выборов в США. Максимум, чем оно могло бы стать после релиза — симпатичной наклейкой на бампер или надписью на мерче».

Пластинка задумывалась как срез современной Америки. В первых анонсированных треках поднимались насущные проблемы: контроль над оружием («Lower The Flag»), посттравматическое стрессовое расстройство («Unbroken») и токсичность политических дискуссий («Blood In The Water»). Пластинка должна была выйти в мае, но коронавирус изменил планы: заболели клавишник и перкуссионист группы. А сам Бон Джови во время пандемии мыл посуду в собственном ресторане «JBJ Soul Kitchen» в Нью-Джерси — благотворительном заведении, где гости делают пожертвование, покрывающее их заказ и заказ нуждающихся.

В марте жена Бон Джови опубликовала в Instagram фотографию музыканта перед раковиной с посудой: «Если вы не можете делать то, что делаете, делайте то, что можете». Эта фраза вдохновила звезду на написание очередной песни для альбома. Как, впрочем, вдохновил, пусть и в негативном ключе, репортаж о смерти Джорджа Флойда. «Мои глаза наполнились слезами, когда взрослый мужчина, с коленом поперек горла, начал звать маму», — вспоминает Джон. Он тут же написал песню «American Reckoning».

Хотя группа Bon Jovi всегда была в курсе социальной и политической повестки, альбом «2020» — самое серьёзное и смелое их высказывание на тему. На вопрос, не страшно ли, что фанаты не оценят, Бон Джови лишь пожимает плечами: «Я лишь свидетель истории, сторонний наблюдатель. Естественно, будут фанаты, ноющие, что мы уже не те, что так ничего путного и не записали с 80-х. Но если они ждут хитов в стиле «You Give Love A Bad Name», то напрасно: мы такого больше не делаем».

Перейдя к обсуждению альбома, журналист поинтересовался, в чём отличие «злободневного» релиза (как его предпочитают называть сами музыканты) от «политического». «В том, что я не занимаю чью-то позицию, — ответил Бон Джови. — Даже в таких серьёзных темах, как ношение огнестрельного оружия. Когда ты занимаешь определённую позицию, исчезает пространство для диалога. А диалог с теми, кто отстаивает тему насилия с применением огнестрела, я бы начал с того, что попросил их представить себя на месте семей, чьи дети пали жертвой подобной позиции. А дальше — пусть высказываются».

Также легендарный музыкант подчеркнул, что красной нитью через «2020» проходит тема надежды и веры в лучшее будущее. И это не пустые слова: «Мой сын Джейк, в этом году окончивший школу, родился после 11 сентября и повзрослел в пандемию коронавируса. Я верю в светлое будущее, потому что он и его сверстники обладают внутреннем стержнем. Они точно знают, чего хотят, они — земные. Думаю, они новаторы, создатели, они безболезненно преодолеют темы расовой дискриминации, гендерного самоопределения и борьбы политических партий».

Предыдущий, 14-й по счёту, альбом Bon Jovi «This House Is Not for Sale» вышел в 2016 году. С 2018 году группа — в «Зале славы рок-н-ролла». 

Оригинал публикации: РБК

Джон Бон Джови о привилегиях для белых, Колине Капернике и о новом вызывающем альбоме Bon Jovi

Почему певец круто свернул в сторону обсуждения социальных проблем в своём 15-м студийном альбоме «2020»

 

Фото Эша Келлехера

Джон Бон Джови сидит в кабинете у себя дома в Манхэттене, а через окно за его спиной виднеется панорама Нью-Йорка. На стене в рамке висит шелкография Шепарда Фейри с изображением ручной гранаты, на которой шрифтом в стиле поп-арт написано слово «ВЛАСТЬ». В стекле можно увидеть отражение Всемирного торгового центра.

Сегодня 11 сентября, и 58-летний артист только что совершил свою ежедневную пробежку к Башне Свободы, где люди размахивали флагами в преддверии визитов Майка Пенса и Джо Байдена в ознаменование 19-й годовщины терактов 11 сентября. Бон Джови с непокорными седыми волосами, с часами и фитнес-браслетом на левом запястье, одет в выцветшую чёрную футболку. Он склоняется к монитору компьютера, чтобы дать интервью в Zoom – основной способ общения в 2020 году – и рассказать о 15-ом альбоме своей группы, который не похож ни на что, созданное Bon Jovi прежде.

Альбом называется «2020» и посвящается актуальным событиям: от массовых перестрелок («Lower the Flag») и дезинформации («Blood in the Water») до полицейского насилия («American Reckoning») и продолжающейся пандемии («Do What You Can»). Некоторым поклонникам Bon Jovi будет трудно слушать песни, бросающие вызов ностальгическому образу группы из Зала славы рок-н-ролла, когда-то навевавшей ассоциации с гимнами вечеринок, рок-балладами и лаком для волос. Теперь они поют о новом коронавирусе, а тёзка группы не вскидывает руки на сцене, а моет посуду в своих общественных ресторанах для нуждающихся «JBJ Soul Kitchen».

«Не думаю, что кто-то забудет, какой была жизнь в период с марта по сентябрь 2020 года», – Бон Джови рассказал Rolling Stone о своём решении написать песню о коронавирусе с текстом о социальной дистанции, средствах индивидуальной защиты и прививках. «Я думаю, всё повторяется как с испанским гриппом. Но никто из нас: ни ты, ни я, ни наши родители, ещё не жили 100 лет назад. Так что, настало время нам это пережить. В этой песне не поётся про модные подплечники и причёски. В ней отражается момент истории».

Группа из самого что ни на есть «рабочего класса», Bon Jovi осмеливается высказаться о полицейской жестокости и расовой несправедливости в суровом треке «American Reckoning». Автор песни с первоначальным названием «I Can’t Breathe» сыграл её для своей жены Доротеи, с которой они вместе уже 31 год. Супруга предупредила его, что песня недостаточно хороша для записи. После того, как Джон переписал композицию несколько раз, он показал её участникам своей группы и был удивлён их реакцией.

Бон Джови рассказывает о привилегиях для белых, неверно истолкованном порыве Колина Каперника и о том, что он думает о недовольных поклонниках своей группы, которые задают ему жёсткие вопросы о социальных проблемах. «Если ты настолько бессердечен, чтобы сказать: "Пойду сожгу их пластинки за то, что он высказал своё мнение", – говорит Джон, – значит, мы тебе вообще никогда не нравились».

Альбом «2020» был уже почти закончен, но потом произошли два важных события, которые заставили тебя вернуться к нему: пандемия коронавируса и протесты в США против расовой несправедливости.

Материал был закончен и сдан. Мы записывали этот альбом по большей части в Нэшвилле, и я придумал название «2020». В этом названии была какая-то ирония. Ведь это год проведения выборов. Я подумал, что получатся чертовски классные наклейки для бампера; возможно, даже продадим пару футболок. Но по мере того, как процесс записи набирал обороты, я начал понимать, что в топ поднимаются куда более злободневные песни.

Почему ты написал две новые песни «Do What You Can» (также выпущенную как кантри-сингл) и «American Reckoning»?

Наступил Новый год, мы готовились к выпуску альбома и турне, но угроза коронавируса стала более серьёзной. Имело смысл не только отложить выпуск альбома, но и подумать о том, что происходит... И если началась эпидемия коронавируса, а ты говоришь об актуальности альбома, то как же тут не сесть и не написать подходящую песню? Затем случилась смерть Джорджа Флойда. А поскольку весь мир остановился, мы были дома и не могли больше ничего делать, связанного с работой, я лично обнаружил, что в каком-то смысле замедлился: читал газеты, смотрел новости, заботился о себе умственно, физически и духовно. Я не удержался от желания написать песню и посмотреть, смогут ли мои эмоции выплеснуться на бумагу. И вот так получилась «American Reckoning».

Это тяжёлая песня. В ней есть такие слова как: «я не могу дышать» ("I can’t breathe") и «когда судьёй и присяжными стал полицейский произвол» ("when did a judge and a jury become a badge and a knee"). Как белый человек, как ты подошёл к написанию песни о расовой несправедливости?

(Пауза) Когда мир остановился, мы все смотрели телевизор, читали газеты и формировали своё мнение о том, что происходило в тот период времени, и мы по-другому взглянули на смерть афроамериканца. Это потому, что мир остановился? Или, может, потому, что там была такая чёткая картинка со звуком? Какой бы ни была причина, это вызвало резонанс, и, конечно, это откликнулось во мне. Когда его приятель вышел в эфир и рассказал ведущему утреннего шоу: «В последние секунды жизни он звал свою маму», – у меня на глаза навернулись слёзы. Мой единственный способ передать эти чувства – поговорить с моей женой и написать песню.

Я много работал над ней. Я как обычно позвал её [жену], и она сказала: «Куплет отличный, но припев недостаточно хорош». Поэтому я сел и переделал его. Затем я начал готовить её к отправке Джону Шэнксу, моему сопродюсеру и гитаристу в группе. У него были сомнения, он потрепал мне нервы. А теперь [барабанщик Тико Торрес] тоже начал доставать меня из-за этого.

Что они сказали?

Тико сказал то же самое, что и Джон. Он говорил: «Я не уверен. Я хочу, чтобы ты отстоял передо мной каждую строчку». И ему, и Шэнксу я сказал: «В чём проблема?», – а они ответили: «Мне не по себе от слов "я не могу дышать" ("I can’t breathe")» ... Мы с группой решили, что название «American Reckoning» будет гораздо лучше, и записали её. Я принёс запись домой и включил эту песню людям, чьё мнение имело значение, людям из всех слоёв общества, в том числе афроамериканцам. Мы обсуждали каждую строчку.

Я хотел так показать обществу, что мне жаль, и что я учусь, как и все остальные. Потому что если я не герой с плаката о привилегиях для белых, то кто же тогда? Пожилой белый богатый парень; если меня и остановит полицейский, то, наверное, лишь для того, чтобы предложить сопровождение до стадиона. Понимаешь, что я имею в виду? Я точно никогда не узнаю, каково это – быть на месте [чернокожего]. Единственные афроамериканцы, которых я знал, были либо в «Soul Kitchen», либо возглавляли мою звукозаписывающую компанию, либо были спортсменами или состоятельными людьми. Если бы меня осудили [из-за этой песни], я бы рискнул своей карьерой, потому что я очень гордился этим произведением и очень сожалел о произошедшем [с Флойдом]; я принёс извинения за всё случившееся в прошлом.

Хотелось ли тебе раньше писать песни о социальных проблемах? Или, может, поклонники хотели от тебя чего-то определённого?

Вообще, я всегда был в курсе социальных проблем. Честно говоря, песня «Runaway»  тоже была социально ориентированной. Я сел в автобус до Манхэттена, и идея пришла мне в голову, когда я вышел и отправился пешком в студию. Так вот, значит, какой будет моя карьера? Нет. Мне был 21 год. Я был полностью сосредоточен на том, чтобы быть вокалистом в рок-группе. Я был родом из окрестностей Нью-Джерси, где никогда не случалось никаких конфликтов. Я происходил из рабочего класса «синих воротничков». Никто из нас не окончил колледж. Я даже и не поступал. Вот кто мы такие и откуда пришли. По прошествии лет появилась социально сознательная песня «Keep the Faith». [Нефтепромысловая баллада] «Dry County», безусловно, тоже была о том, что происходило тогда в мире. Так что, на протяжении всей дискографии были песни, которые затрагивали такие темы, но нет, не было ни одного альбома, который походил бы на [2020]. Это альбом от лица 58-летнего парня, а не 21- или 25-летнего.

Как ты думаешь, песни из альбома «2020» могут бросить вызов твоим более консервативным поклонникам?

Меня будут критиковать, потому что подумают, что альбом политизирован. Это неизбежно. Что я могу сделать? Изменить себя настолько, чтобы просто сочинять навязчивые песенки? Если я стану это делать на данном этапе моей карьеры, то кем же я тогда буду? Для меня куда важнее создать альбом, в котором мне есть что сказать, чем пытаться переписать «Bad Name» 36 лет спустя. Сейчас я бы точно не написал такую песню. Но, видит Бог, тогда нам хотелось это сделать.

Ты страстный футбольный болельщик. В песне «Brothers in Arms» ты поёшь: «Не изменишь и не опишешь того, что значит увидеть, как человек преклоняет колени» ("Don't rewrite or define what it means to see a man take a knee"), – явная отсылка к Колину Капернику. Как ты относишься к его протесту? Уместно ли это на стадионе?

Боже, я и правда могу просто взять и высказать свою правду. (Пауза) Моя правда заключается в том, что Колин Каперник не выражал протест против американского флага – он преклонил колено против расового неравенства и полицейской жестокости. Футбольная лига упустила всю суть и даже не попыталась разобраться в его поступке, поэтому всё превратилось в неуважение к флагу. Если бы это правда означало неуважение к флагу, я бы понял эту шумиху, и нет, для этого нет места на стадионе. Колин Каперник был представителем этого движения, а в результате потерял свой способ зарабатывать на жизнь. Я готов сражаться с любым, кто выступит против нашего флага. Я люблю нашу страну за все её достоинства, но я действительно считаю, что лига упустила главное. Он преклонил колено не из-за этого.

Причина того, что он сделал, была неправильно истолкована или представлена как что-то другое?

Да. Я думаю, тут есть что-то общее с этими маленькими наклейками на бампер с надписью «или люби, или вали». Если тебе не нравится страна – уезжай. Я прекрасно это понимаю и полностью с этим согласен. Если ты против моей страны, тогда уходи. Но я не думаю, что он имел в виду что-то подобное.

Ты непреклонен в том, что это не политический альбом, но, я думаю, всё же понятно, на чьей ты стороне. Если люди следят за твоей жизнью и карьерой, то они знают о твоих политических взглядах.

Дональд Трамп сказал одну правильную вещь, когда был избран [в своей победной речи 2016 года]. Заключалась она в том, что он станет президентом для всех американцев. Именно это он и должен был сделать. Я не политизирую альбом, но хочу поднять эти вопросы. Я не хочу очернить политическую программу республиканцев, честно. У них есть твёрдые убеждения, которые я мог бы выслушать. Среди моих друзей есть республиканцы. У меня нет претензий к их программе. Я не привержен исключительно демократическим взглядам. Я действительно проголосовал бы за лучшего кандидата. Но, честное слово, если уж ты говоришь «я президент Америки», то это означает – всей Америки.

Больнее всего мне сейчас, когда он говорит: «Эти синие штаты, мне плевать на этих губернаторов-демократов и на мэров-демократов в этих синих штатах». Клянусь Богом, где-то [в синих штатах] есть республиканец, который отдаёт свой голос за тебя. Не поворачивайся спиной к Нью-Йорку. Я сегодня вышел на пробежку и сам увидел: твои избиратели собрались около Башни Свободы с поднятыми флагами. Не поворачивайся к ним спиной и не говори: «К чёрту Нью-Йорк. К чёрту Нью-Джерси».

Себастьян Бах, твой коллега из мира рока восьмидесятых годов, рьяно выражает свои политические взгляды в Твиттере. Ты когда-нибудь думал, что придёт тот день, когда вы с ним станете голосом политического разума в этой стране?

Ну, я не подписан на него [в Твиттере], но благослови его Бог за это. Он канадец, так что, это парень, который приехал в нашу страну и теперь с гордостью поднимает наш флаг. Ему не всё равно.

Что ты слушал во время карантина?

Я тяготею к уже знакомым исполнителям, но порой случайно встретишь кого-то и думаешь: будущее музыкальной индустрии в надёжных руках. Если говорить о современном поколении, то Гарри Стайлс очень хорош. Он просто великолепен. Тейлор Свифт будет на этом поприще пока сама не захочет уйти. Она растёт как личность. Она растёт творчески. То, что они придумали вместе с парнем из The National – просто аплодирую за это. Альбом The Chicks! Очень рад, что они вернулись. Они прошли все круги ада и создали просто отличный альбом. Что касается рок-групп, то я всё ещё поклонник The Killers. Мне многое нравится – из нового и из старого.

У тебя на бицепсе татуировка Супермена. Что она значит для тебя сейчас, в 58 лет?

Она уже вся стёрлась к чертям, но всё ещё держится у меня на плече, ага. Когда я её сделал в 1986-87, она должна была символизировать Супермена. Но, на самом деле, это было из-за «Slippery When Wet» – я достиг этого супергеройского момента, и если бы всё тогда закончилось, то мы хотя бы успели побывать на вершине. Теперь буква «S» скорее означает «Survivor», «Выживший». Она вся выцвела и истрепалась, я не собираюсь её перекрашивать или что-то в этом роде. Но, видит Бог, мы действительно выжили.

Оригинал публикации: Роллинг Стоун

Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia

Читайте также:  

 

«Группа BON JOVI выпустила клип на песню «Do What You Can»

 

«Джон Бон Джови о мытье посуды во время вспышки коронавируса и почему он не будет выступать на Супербоуле»

 

«Джон Бон Джови о родителях»

«На глаза навернулись слёзы»: Джон Бон Джови о смерти Джорджа Флойда, Колине Капернике и новом альбоме «2020»

Фото Анн-Мари Карузо

Сейчас Джон Бон Джови уже не понаслышке знает выражение «Заткнись и пой».

Ранее этой весной герой Зала славы рок-н-ролла выпустил новую песню «Do What You Can», вдохновляющую оду работникам сферы жизнеобеспечения и американской стойкости в условиях пандемии коронавируса. Когда этим летом Джон выпустил ремикс с Дженнифер Неттлз из группы Sugarland, пользователи социальных сетей восприняли это несколько враждебно, советуя ему «надеть маску и заткнуться» и «убрать эту промывку мозгов ... с моего любимого канала кантри-музыки».

В пятницу его группа Bon Jovi выпустит свой 15-й студийный альбом «2020», и это наверняка вызовет ещё большее негодование. Дерзкое название несёт двойной смысл с намеком на год проведения выборов и определённое представление о происходящем. В альбоме немало социально-ориентированных композиций о массовых перестрелках («Lower the Flag»), полицейской жестокости («American Reckoning») и правительстве Трампа («Blood in the Water»). Но певца не пугает отчуждение давних поклонников.

«Это момент моего собственного пути, который я запечатлел для истории, – говорит Джон. – Уверен, что люди будут критиковать мои тексты, я и не хочу им мешать. Я хочу просто обсудить всё это».

58-летний Бон Джови недавно встретился с USA TODAY в Нью-Йорке, чтобы побеседовать на открытом воздухе с соблюдением социальной дистанции. Вот что он сказал о новой музыке, политике и многом другом:

Вопрос: Какую песню для альбома «2020» ты написал первой?

Джон Бон Джови: «Blood in the Water», и это было больше двух лет назад. Это единственная песня о нынешнем правительстве, и спустя два года эта история всё ещё продолжается. Вот несколько отсылок: «Твоя тень продала твои секреты» ("Your shadow sold your secrets"). Майкл Коэн. «Говорят, петля тебе идёт так же, как твой галстук». ("They say the noose fits like your necktie"). Российские связи. «Надвигается буря» ("A storm is coming"). Сторми Дэниэлс, импичмент или выборы.

Я не занимаю чью-то сторону. Это факты, и я просто их записал. «В воде кровь. Они уже близко. Что ты теперь будешь делать?» ("There's blood in the water. They're comin'. How you gonna deal with it?"). Мне понравилось быть рассказчиком, эдаким сторонним наблюдателем. На протяжении записи альбома я чувствовал себя именно так.

В: Ты задался целью выпустить социально-ориентированный альбом?

ДБД: Нет, нет. Обычно я записываю одну-две социально-ориентированные песни, например, «Keep the Faith» (1992), «Dry County» (1992) или «Runaway» (1981). Я всегда знал о существовании общественного сознания, но никогда не пытался построить на этом карьеру. С этим альбомом всё шло как обычно. А потом, в процессе работы, он (альбом) стал гораздо более серьёзным с появлением таких песен как «Lower the Flag», «Let It Rain», «American Reckoning» и «Do What You Can».

В: Как скоро после смерти Джорджа Флойда ты написал песню «American Reckoning», с этими подробностями, как полицейский держал колено на его шее «восемь долгих минут»?

ДБД: Перед похоронами. Я видел, как Стивен Джексон (бывший игрок НБА и давний друг Флойда) был на шоу «Today» и сказал: «В последние секунды жизни он звал свою маму». У меня на глаза навернулись слёзы, потому что я подумал: «Как это вообще могло случиться?» Мысль о том, что взрослый мужчина зовёт свою маму, глубоко тронула, ранила меня.

В: В «Brothers in Arms» тоже есть отсылки к бывшему игроку НФЛ Колину Капернику и протесту против жестокости полиции во время исполнения национального гимна. «Не изменишь и не опишешь того, что значит увидеть, как человек преклоняет колени» ("Don't rewrite or define what it means to see a man take a knee"). Что ты хотел этим сказать?

ДБД: Я хочу пояснить: я люблю эту страну. Мои родители были морскими пехотинцами. Я родился, когда Джон Кеннеди был президентом, и я уже мог голосовать, когда Рональд Рейган говорил Америке: «На подъездной дорожке должно быть две машины» и бла-бла-бла. Но НФЛ упустила суть. Колин Каперник преклонил колено не против Америки, не против ветеранов – он выразил протест против несправедливости и полицейской жестокости. Вот почему я рассказал об этом (в песне). Опять же, просто констатируя факт.

В: К вопросу о выборах. Как ты оцениваешь нынешнее состояние страны?

ДБД: Как говорится, на каждых выборах кто-то обязательно выйдет и скажет нечто вроде: «Это самые важные выборы в нашей жизни»; это такое клише, которое мы слышим каждый раз. Но я действительно считаю, что эти два кандидата придерживаются разной идеологии, и я молю, чтобы Америка сделала свой выбор и была услышана. Я не собираюсь указывать, за кого вы должны голосовать. Каким бы путём ни пошла страна, когда станут известны результаты, всё равно будет необходимо восстановление. Потому что дальнейшее разделение не приведёт ни к чему хорошему, эта мысль меня пугает.

В: Ты недавно выступал на благотворительном вечере для Джо Байдена, кандидата в президенты от Демократической партии. Почему ты считаешь, что именно он сможет провести нас через это трудное время?

ДБД: Я убеждён, что он понимает все чувства, потребности и надежды американцев. А ещё я думаю, что опыт имеет значение – я и в прошлый раз так думал. Отношения с союзниками очень важны, потому что мы все живем рядом друг с другом.

Оригинал публикации: USA Today

 

Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia.